Двуликий Гоголь. Как менялись творчество писателя и он сам

Разбираемся, чем прозаик продолжает нас удивлять

Свои последние дни Гоголь доживал в Москве. Уже известный литератор, он в 1848 году переехал в усадьбу графа Александра Толстого, где сейчас находится дом-музей Николая Васильевича. И желающие познакомиться с этим культурным местом обязательно увидят два памятника, которые их несколько озадачат.

Когда идёшь по одноимённому бульвару, там стоит большой монумент. Писатель изваян важным, красивым, импозантным и полным жизненной энергии. А как только заходишь во двор, встречаешь второй памятник. И это совсем другой человек. Сидящий завалившись набок, закрытый плащом, в очень депрессивном состоянии.

Естественно, возникает вопрос: а какой же Гоголь настоящий? Чтобы ответить на него, нужно обратиться к истории этих памятников.

Скульптура из усадьбы была создана после смерти классика. Деньги на неё собирали его поклонники, они старательно пытались создать реальный образ. Но Сталину этот памятник не нравился, поэтому в советское время поставили другой — более радостный. Так почти рядом и появились два монумента.

Как и в скульптурах, в своём творчестве Гоголь был разным. Он пережил, пожалуй, целых три этапа.

Первый — начало его творческой деятельности. Тогда он только перебрался со своей Полтавщины в Петербург. Писал ещё под фамилией Гоголь-Яновский (от второй её части потом отказался).

Когда читаешь его произведения того периода, душа радуется. Он так рассказывает об Украине, что невозможно оторваться. Детство, юность, первая влюблённость… В воспоминаниях родина всегда выглядит привлекательной. Из этого появились прекрасные произведения, объединённые в книге «Миргород»: «Вий», «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», «Старосветские помещики», «Тарас Бульба». А чего стоят «Вечера на хуторе близ Диканьки»?!

Все они возникли из малороссийской среды, местного фольклора. И когда я вспоминаю своих друзей-украинцев, перед глазами всплывают герои Гоголя — такие же хитроватые, юморные, немного ленивые. Перечитываешь его — и думаешь: какими вы стали? Как живёте сейчас?

Если кто-то не знаком с этой прелестью, то много потерял. Очень весело и задорно. В произведениях действуют и люди, и нечистая сила: колдуны, ведьмы, черти. Прекрасные сюжеты, большие смыслы. Держишь книгу в руках — и понимаешь: шедевр. Воспринимается абсолютно легко. Энергетика хорошая, радостная. Не знаю, сколько раз я обращался к «Вечерам….», но всегда смеюсь. Иронично, ласково — невозможно оторваться.

Некоторые критики утверждают: Гоголь пишет неправду. Мол, он всё придумал. И теперь мы думаем, что украинцы такие, как в его произведениях, а в реальности — иначе. Трудно рассуждать на этот счёт. Тем не менее Украину мы во многом представляем по-гоголевски.

Некоторые биографы говорят, что писатель привёз их с малой родины. Но помимо личного опыта он обращался за советами к матери. Другие родственники тоже рассказывали ему свои истории.

Гоголь скрупулёзно их записывал, помечал детали, собирал поговорки, пословицы. Понятно, что сам автор не говорил таким же языком, которым изъясняются кузнец Вакула и другие его герои. Это как раз свидетельствует о том, что Николай Васильевич — мастер.

А его Украина, конечно, пророссийская. Мы не должны забывать, что она никогда не была самостоятельным государством. Частично выросла из нашей страны, частично — из Польши и Австро-Венгрии. Всё это наложило отпечаток на менталитет людей. Где-то появились бандеровцы, шухевичи и прочие. В результате произошла Волынская резня, когда «потомки» австро-венгров уничтожали этнических поляков, и другие события.

Но мы сейчас говорим о Полтаве — о том, что было «под Россией». Гоголь описывал именно эту часть. В «Тарасе Бульбе» речь идёт о борьбе с поляками. Если же почитаем писателей с Западной Украины — там, возможно, будет изображено противостояние русским.

А то, что видим сейчас, — это совершенно другая страна.

Когда Николай Васильевич попал в Петербург, он оказался в новой среде. Работал и мелким чиновником, и преподавателем. Важный момент: в то время была другая культурная атмосфера. Как говорит один мой товарищ по писательскому цеху, сейчас литераторы собираются, чтобы встать в круг и плевать друг другу в лицо. А тогда отношение было куда лучше.

Пушкин заметил Гоголя, и молодой талант попал в круг людей другого класса. Они были заинтересованы в том, чтобы Николай Васильевич проявил себя. Александр Сергеевич даже подарил ему несколько сюжетов. Помогал с подработкой.

В этот период Гоголь свои фольклорные и мистические мотивы потихоньку изживает. Они ещё присутствуют, но уже меньше. Например, в повести «Нос». Типичная магия. Но написано это в переходный период.

Потом автор начинает рассказывать душещипательные социальные истории. Всем известна «Шинель». Писатель показывает робких и несчастных. Эту среду он знал хорошо: как уже отмечалось, сам был чиновником. (Правда, к сегодняшнему моменту из его тогдашних «коллег» выросли настоящие драконы и жабы. Сейчас они сами тебе горло перегрызут.)

Написанные в Петербурге основные произведения показывают мастерство автора. Пушкин ведь просто рассказывает анекдот, как в уездном городе его приняли за большого начальника. Стали оказывать соответствующие знаки внимания. Все посмеялись, а Гоголь берёт эту небольшую зарисовку и разворачивает в комедию. Причём остросоциальную. Показывает разные типажи, нравы. «Немногие знают, на какие мысли и глубокие явления может навести незначащий сюжет», — говорит он.

Написан «Ревизор» легко, но на самом деле я понимаю, что здесь проведена огромная работа. Он детализировал всех этих персонажей. Нашёл нужные краски, чтобы обрисовать картину. Даже царь говорил, что там досталось всем. А ему — больше всех.

«Мёртвые души» тоже анекдот. Кто-то (некоторые утверждают, что тот же Пушкин) поделился с Гоголем историей о прохвосте, который нашёл способ зарабатывать деньги. Заложить в Казённую палату души умерших крестьян. И взять под это дело, как сейчас сказали бы, грант. Вот Чичиков катается и разыскивает их.

Николай Васильевич опять же разворачивает все эти типажи. Для такой работы нужно не просто наблюдать — необходимо путешествовать, знакомиться с разными людьми: Собакевичами, Маниловыми, Коробочками, Плюшкиными… Чтобы их представить, надо быть глубоко погружённым в жизнь народа. Знать повадки помещиков, чиновников, разного рода мошенников и т. д.

Это был его второй этап. Тут он преуспел. Но я подозреваю, Гоголь в какой-то момент понял, что показывает Россию однобоко. Ведь у него, по сути, нет положительных персонажей. В советское время его произведения очень любили. В том числе как кладезь социальных типов. Можно было говорить: смотрите, какие они были прохиндеи и прохвосты.

Конечно, нет. У другого знаменитого сатирика Салтыкова-Щедрина в «Истории города Глупова» и «Господах Головлёвых» тоже вся страна прогнившая. Но как бы она тогда развивалась и защищала себя? Не все же Иудушки и Чичиковы. Были и другие люди.

Предполагаю, Николай Васильевич начал подозревать, что с плутами и бездельниками не достигает главной цели. Он был человеком глубоко религиозным, хотел исправлять человечество. И когда увидел, что над «Ревизором» и другими произведениями все просто смеются, возникла неудовлетворённость. Выполнить высокую задачу с помощью своего творчества не получалось.

Тут и начался перелом, о котором ходило много разговоров. Некоторые считают, что Гоголь ударился в реакционные теории, когда пытался написать второй том «Мёртвых душ» о порядочных людях. Однако не мог переломить себя — поменять уже сложившийся критический ракурс. В итоге его настиг духовный кризис, который вылился в страшную депрессию.

Тут мы подходим к самому тяжёлому периоду его жизни, когда он этот второй том сжёг. Писатель постоянно носил с собой портфель, где лежала рукопись. Понимаю его мотивацию: не дай Бог украдут или сгорит. Ведь всё, что пишешь, — это ты сам. Произведение — твой ребёнок. Твоя жизнь.

И вот однажды ночью Николай Васильевич проснулся и вызвал мальчика-помощника. Попросил принести портфель: мол, хочет сжечь ненужные бумаги. Парнишка смекнул, что происходит, начал уговаривать не делать этого. Но Гоголь настоял, обманул и избавился от написанного. А через десять дней умер. Неудивительно. Уничтоженное было его жизнью, его душой, его вторым «я».

Нужно сказать, что до смерти параллельно с написанием продолжения «Мёртвых душ» писатель предпринимает ещё одну попытку реализоваться. Он понимает, что не может переделать человека с помощью художественных средств, и подаётся в публицистику. В результате получается сборник «Выбранные места из переписки с друзьями».

Но произведения такого жанра и сейчас никто читать не любит. Это требует умственного напряжения. Чтобы человек проглотил серьёзные вещи, надо дать ему сладкую пилюлю в виде образов, сюжетов и т. д. То же самое и у Гоголя. Когда он писал свои книги, всё было хорошо. А в статьях начинает аудиторию поучать: как вести себя женщинам, как писать литераторам, творить художникам… Восхваляет нашу церковь как лучшую на свете.

Это вызвало негативный отклик: «Реакционер! Пытается нас воспитывать». Действительно, публицистика его была назидательной и, я бы сказал, ханжеской. Такой тон оказался неприемлемым для тогдашней публики и его собственного окружения. Так Николай Васильевич дошёл до депрессии и смерти.

Многие знают, что Хемингуэй писал стоя. Ставил перед собой стакан. Работал пару часов, а потом позволял себе выпить. Вот и Гоголь тоже трудился на ногах, за конторкой: в музее она сохранилась.

Второе — многие подозревают, что в последние годы Николай Васильевич просто не спал. Видимо, депрессия сопровождалась страшной бессонницей. Он не лежал в кровати, а сидел по ночам в кресле. А утром раскидывал вещи на спальном месте для вида.

Гоголь был скрытным и, видимо, психически нездоровым. Боялся оказаться погребённым заживо. В завещании велел не хоронить его, пока на трупе не появятся видимые признаки разложения.

Кстати, отпевали покойного в студенческом храме Московского университета, где он работал преподавателем. Правда, педагогом был никаким. Но студенты любили его как великого писателя.

А ещё Гоголь всю жизнь провёл в путешествиях. Был человеком дороги. При входе в музей стоит короб, в который он складывал вещи для поездок. Будущий классик постоянно мотался. Это важно: чтобы многое написать, надо много увидеть.

«Я надеюсь много на дорогу. Дорогою у меня обыкновенно развивается и приходит на ум содержание; все сюжеты почти я обделывал в дороге», — делился автор в одном из писем. И герои его тоже путешествуют. Похождения Чичикова некоторые и вовсе сравнивали с «Одиссеей».

Были у Гоголя и другие пристрастия: любил шить и стряпать. По тем временам странное, а теперь достаточно современное свойство.

Для меня же показательно отношение писателя к творчеству, которое, по моему убеждению, должно сегодня стать новой религией. Он отмечал: «Едва ли есть высшее наслаждение, как наслаждение творить». Или: «Мои светлые минуты моей жизни были минуты, в которые я творил».

Время прошло. Сегодня уже без идеологических шор мы можем смотреть на Гоголя как на гениального писателя.

Правда, бывает, кто-то из новоявленных критиков либерального толка начинает рассматривать его наследие непонятно как.

Один такой автор анализирует «Тараса Бульбу» и современность. И начинается: Тарас и сын его Остап вообще не герои — полные дикари. А вот настоящий герой — еврей Янкель, человек мира, представитель нового времени. И конечно, Андрий. В нашем понимании он предатель. А критик пишет, что младший сын Бульбы — гуманист. Взял мешки и раздал хлеб полякам. Бросил всё ради настоящей любви.

При виде того, что происходит сейчас между Россией и Украиной, такое толкование для нас совершенно неприемлемо. И никоим образом не может быть воспринято серьёзно. Тем более что Гоголя на перетяжку таскают в разные стороны. В Незалежной при переводе слов Тараса Бульбы о том, что нет такой силы, которая пересилит русскую, меняют её на украинскую.

То есть ныне писатель оказался яблоком раздора. По мне же он, наоборот, через столетия нас объединяет. Войны начинаются и заканчиваются, но есть вещи вечные. Как произведения Гоголя, в которых мы единый народ. И корни у нас тоже одни. И жизнь, и вера, и душа.

Автор:

Александр ЛАПИН